Повседневная жизнь царских губернаторов. От Петра I до Николая II - Борис Николаевич Григорьев

Со своей стороны Державин послал соответствующий рапорт в Сенат. Противостояние между генерал-губернатором и губернатором продолжались.

Годы правления Екатерины II считаются самыми счастливыми и благоприятными для России. Какими только эпитетами не награждали их современники! На наш взгляд, эти высокие оценки оправдываются только наполовину. Всё было не так уж просто и хорошо, особенно на местах, в губерниях. Фаворитизм и отсутствие строгого контроля за деятельностью губернских чиновников приводили к произволу и беззаконию, к масштабному воровству и казнокрадству – особенно в последние годы правления императрицы. Воровали и грабили государство все, начиная от губернаторов, и кончая последним уездным подьячим.

Некто Г. Добрынин, вспоминая «добрые» екатерининские времена, оставил нам своё «истинное повествование» о том, как он исполнял свои служебные обязанности. Его, уездного стряпчего земского суда, перевели в Могилёв, где он стал уже губернским стряпчим. И первым помыслом его было найти способ обогатиться, как это сделал его предшественник. Ищущий всегда обрящет, и скоро Добрынин познакомился с неким чиновником З., который указал ему на одно «интересное» дело, организованное неким Б., секретарём директора экономии. Б. организовал в казённых лесах вырубку и сплав мачтовых сосен в Ригу под видом частных, помещичьих. Его начальник, директор экономии, либо ничего не знал об этих махинациях, либо имел причину не замечать их.

Добрынин поблагодарил З. за информацию и пообещал не дать мошенникам воспользоваться казённым добром. И правда: при встрече с Б. Добрынин сказал, что ему всё известно о махинациях с лесом и что он так это дело не оставит. Нисколько не смущаясь, Б. предложил Добрынину «аванс» в размере 500 рублей, а остальную сумму пообещал выплатить через две недели. Взамен Добрынин должен сделать вид, что он о делах Б. ничего не знает и никаких действий предпринимать не станет. «Дело сделано, и имевший ревность открыть похищение с похитителями поладил. Честь, нравственность уступили место пороку», – с пафосом «рвёт рубаху» на своей груди автор «истинного происшествия». Но раскаяние его и гроша ломаного не стоило, потому что в следующих строках он сочиняет себе своеобразную индульгенцию. Оказывается, он покрыл преступление Б. не из корыстолюбия – Боже упаси! Он, видите ли, всего-навсего хотел поддержать свой статус губернского чиновника. Ну что это за губернский стряпчий, скажите на милость, который не может «одеться по приличию своего звания» и не в силах держать ни стола, ни дрожек! И вообще, Б. его обманул и обещанных денег не выплатил, а потому он чувствует себя человеком нравственным и достойным, тем более что он всё-таки донёс куда следует о краже казённого леса.

Вот такими «героями» была наполнена вся губернская Россия.

Екатерина, конечно, хорошо знала о нравах своих губернских чиновников. Она даже издавала закон, запрещавший брать взятки, но особого эффекта от него не ожидала. На взяточников она смотрела сквозь пальцы и с известной долей иронии. Так князя Романа Воронцова она звала «Роман—большой карман», другому вельможе связала кошелёк для складывания взяток, а Державину говорила, что новые губернаторы хуже долго служивших: последние уже наворовались, и убытка от них казне меньше.

В письме к тобольскому (сибирскому) губернатору Денису Ивановичу Чичерину (1763—1780) от 19 мая 1764 года Екатерина, «имея материнское сердце», сообщает о прощении всех тех виновников злоупотреблений, которых в Сибири выявила комиссия лейб-гвардии секунд-майора Щербачёва. С виновных в злоупотреблениях по отношению к иноверцам чиновников императрица приказывает взять обязательство, чтобы они «впредь от таковых неистовств воздержались». «Материнское сердце» Екатерины прямо-таки кровоточило от известий о массовом воровстве и «неистовстве» чиновников.

В 1767 году Чичерин доложил ей о злоупотреблениях служителей солеваренных заводов при Туруханском Троицком монастыре (надо думать, замешаны в них были и служители культа). Виновных оказалось 256 человек! Сердобольная императрица указала губернатору выделить из них семерых наиболее виновных и наказать их по закону, а остальных 249 человек – простить «с тем увещеванием, чтоб они, чувствуя наше милосердие, впредь от таких законам противных поступков воздерживались».

Как водится, губернатор Чичерин преподносил императрице всякого рода подарки. Так он высылал ей меха, в том числе птичьи, образцы флоры Сибири и предметов быта сибирских народов. Уведомляя о направлении в Петербург предметов местной одежды и прочих «курьёзных вещей», Денис Иванович в качестве «бесплатного» приложения к ним предлагает одного местного жителя, на что Екатерина в марте 1766 года отвечает, что хотя она «и любопытна всё это видеть», но просит никого к этой поездке не приневоливать. Что касается «птичьих мехов», то они, судя по всему, произвели на императрицу настоящий фурор. К тому же цена на них в Петербурге была в 40 раз выше той, по которой они были приобретены в Тобольске. Так что Екатерина просит присылать меха и в дальнейшем и выбирать их «попестрей». Для наглядности она отправила Чичерину сшитую из таких мехов муфту, чтобы тот знал, какие меха понравились государыне.

Денис Иванович Чичерин (1720—1785). Сибирский губернатор в период 1762—1780 гг.

…Отправимся теперь в Тамбовскую губернию, куда наместником был переведен Г.Р.Державин. Тамбов представлял собой тогда большую деревню: губернаторский дом был деревянный, два каменных казённых здания выглядели полуразваленными и обветшавшими, а остальные две тысячи домов представляли собой самое жалкое зрелище. По улицам после дождя проехать было невозможно. Грубость быта и нравов приезжих столичных жителей шокировала. Державин так характеризовал тамбовских дворян: «Тамбовское дворянство было так грубо и необходительно, что ни одеться, ни войти, ни обращаться как должно благородному человеку не умели, кроме некоторых, которые жили в столицах».

Петербург, понимая, что помочь смягчить местные нравы могло бы образование и просвещение, выделил тамбовскому приказу общественного призрения 15 тысяч рублей, в том числе для устройства школ, но время шло, и ни одной школы в Тамбове открыто не было. В 1783 году генерал-губернатор (1782—1785) Рязанский и Тамбовский генерал-поручик Михаил Федотович Каменский напоминал тамбовскому наместнику генерал-майору П.П.Коновницыну (1781—1784) об этих деньгах и предложил ему учредить хотя бы одну школу. Пётр Петрович проявил исполнительность: он безотлагательно собрал всех работников упомянутого приказа и стал с ними совещаться. Нет, не о том, как выполнить рекомендацию Каменского, а как «отписаться». Чиновники не могли придумать ничего лучшего, как написать, что «в полном собрании членов приказа предложена была подписка на открытие школы, но все отказались от оной подписки». Так всё и продолжалось, пока в Тамбов не приехал Державин.

И.И.Дубасов в своём труде даёт не только безрадостные картины повседневной жизни российской провинции, но и помещает материал о весьма позитивной деятельности генерал-губернатора фельдмаршала князя Михаила Фёдоровича Каменского (1782—1785), курировавшего Рязанское и Тамбовское наместничества. Тамбовский краевед, осознавая довольно противоречивый характер личности Каменского, тем не менее, рисует привлекательный образ екатерининского вельможи и приводит на этот счёт убедительные примеры, подтверждая известное положение, что русский человек вмещает в себя всё – и хорошее, и плохое5.

Итак, о хорошем. Дубасов пишет, что служебная деятельность генерал-губернатора «отличалась весьма гуманным и практичным характером… Каменский задумал и привёл в исполнение несколько таких мер, которые несомненно содействовали гражданственности и порядку в Тамбовском крае». Генерал-губернатор не сидел в кабинете и не руководил наместничествами бюрократическими указаниями – он лично инспектировал состояние дел во вверенных ему губерниях и скрупулёзно вникал во все мелочи их уездной жизни, требуя соблюдения законов и строгой отчётности.

Вступив в должность, Каменский обнаружил среди своих подчинённых «одну лишь форму»: асессор казённой палаты Хлюпкин постоянно пьяный, «таковой же и рязанский асессор, который явился представляться новому генерал-губернатору в нетрезвом виде. «Вот наши помощники», – писал он генерал-прокурору А.А.Вяземскому. – «Пришлите мне прокурора верхнего земского суда, изберите его сами… Любите меня, я, право, мужик изрядный…»

В 1784 году учитель де-ля-Тур в имении помещика Сабурова поссорился с поручиком Мартыновым, и поручик побил учителя палкой. Об этом узнал Каменский и приказал взыскать с Мартынова – «с обидчика и своевольника» – по всей строгости закона. В 1783 году задонский врач обнаружил в имении липецкого помещика Хотяинцева каких-то «скитающихся унгарцев под названием лекарей»